Как я перестал волноваться и взорвал нефтяную трубу: Рецензия на новый фильм Дэниела Голдхабера

Adamska Elizaveta Rakhilkina,

Дэниел Голдхабер («Веб-камера») в прошлом году попал на кинофестиваль в Торонто с адаптацией бестселлера Андреаса Мальма «Как взорвать нефтяную трубу», пропагандирующего агрессивный саботаж как неотъемлемую часть экоактивизма.

В начале картины нам представляют восемь главных героев. Мы познакомимся с негласной лидершой отвратительной восьмерки по имени Сочи и ее весьма благополучно выглядящим другом Майкла, медленно умирающим от лейкемии (по мере фильма и зрители, и сам Майкл будут недоумевать, как этот амбициозный молодой человек оказался в пыльной пустыне северного Техаса с тротилом на плече). Также зрители узнают Тео и ее девушку-активистку Алишу, реднека Дуэйна, на участке которого нефтяная компания установила трубы, инцельного вида мизантропа Майкла, постящего видео самодельных взрывных устройств в Instagram (организация, признанная в РФ экстремисткой), и безумно влюбленных друг в друга Логана и Роуэн, больше напоминающих провинциальных панков, чем идеологических анархистов.

Если вам чувствуется усталость только от прочтения этого списка, то начало фильма, вероятно, вызовет такие же ощущения.

b11285bef4e8ce1bbb6232e54c23354685-3-31-Vlt

Картина показывает биографии героев в виде флэшбеков. Они более элегантны, чем неуклюжая сцена в «Аннигиляции» Алекса Гарланда (где героев топорно объясняют, зачем они отправились в самое опасное и загадочное место на земле в духе «вот эта героиня бывшая алкоголичка, а вот эта занималась самоповреждением, а у этой умер ребенок, короче, им больше нечего терять»), но всю суть увлечения героев активизмом также можно сжать до травм и личных обид.

Единственный момент ленты, где актерский ансамбль взаимодействует друг с другом напрямую — ночь перед взрывом, когда герои напиваются и спорят о том, можно ли назвать их акт агрессивного политического сопротивления статусу-кво терроризмом.
Обычно именно так режиссеры устами героев пытаются донести свою точку зрения, показать ее противоречия, дать понять истинные намерения персонажей.

Голдхабер упускает эту возможность, и вместо тонких политических дебатов мы оказываемся в атмосфере школьного спора, где с хмельной бравадой и мальчишеским напорством тинейджеры бросаются словами о значении, о которых имеют такое же смутное представление, как и большинство зрителей — «дестабилизировать фондовый рынок», «девальвация ценных бумаг», «Мартина Лютера Кинга тоже можно назвать террористом».

Плот твист в конце, где Сочи с пылкостью, которой могут позавидовать члены Армии Красной Фракции, объясняет, как собирается пустить ФБР по ложному следу, а также кульминационная сцена, намекает на то, что взрыв техасской нефтяной трубы послужил спусковым крючком для других действий агрессивного протестного эко-движения. Настолько серьезная интонация смазывает впечатление, особенно если вспомнить, какую реакцию спецслужб в реальности вызвают протестные акты, квалифицированные как терроризм и политические измены. На ум сразу приходит показательный пример Джулиана Ассанжа, который провел семь лет в микроскопическом посольстве Эквадора, скрываясь от экстрадиции в США после того как его обвинили в шпионаже. Ассанж ничего не взрывал, он всего лишь отправил в открытый доступ подтверждения американских военных преступлений.

Фильм Голдхабера невозможно не поставить на противоположную сторону чашы весов относительно «Треугольника печали» Рубена Эстлунда. Если последний с нигилизмом и издевкой смотрит на человеческую натуру, искаженную капитализмом и другими оппрессивными социальными структурами, то «Как взорвать нефтяную трубу» пусть и наивно, но с оптимизмом рассматривает горизонтальные низовые инициативы и пытается показать экотерроризм под новым бунтарским углом. К сожалению, позицию автора можно сжать до громогласного «взрывы — это круто». Майкл Бэй бы согласился. А если с тобой потенциально согласен один из главных представителей той каннибалистической капиталистической машины, против которой ты в своем фильме имплицитно выступаешь, то это всегда тревожный звонок.