И друг мой ноутбук: Дайджест фильмов для домашнего просмотра

Наша традиционная рубрика про сетевые новинки в мае-июне случайно провалилась в черную дыру — будем считать, что тоже уходила на карантин. Дабы восполнить пробелы, мы сделали дайджест сразу за два месяца.

Многострадальный «Капоне», возвращение Джадда Апатоу и локальный хит про таинственные сигналы «Бескрайная ночь» — получился нехилый список.

Прошлый выпуск рубрики можно почитать здесь.


Eurovision Song Contest: The Story of Fire Saga / Музыкальный конкурс Евровидение: История группы Fire Saga
реж. Дэвид Добкин

В суровой обособленной Исландии тоже есть свои стремления быть полноправной частью мира, а для этого, как водится, нужно выиграть «Евровидение». Насмотревшись выступлений легендарной ABBA, Ларс (Уилл Феррелл) и Сигрит (Рэйчел МакАдамс) твердо обещают родине эту мечту осуществить. Проходят годы, а милый дуэт может похвастаться только изумительно дурацкой, но самобытной песней «Volcano Man», которая, правда, не пользуется популярностью даже в исландских пабах.
Казалось, только боги могут помочь им стать первыми претендентами в заявке от страны, но случается чудо, и у группы Fire Saga появляется реальный шанс...стать посмешищем на весь мир.

Еще на стадии первых материалов о фильме (который формально должен был быть приурочен к «Евровидению»-2020) было понятно, что лента вряд ли претендует на достоверность, максимум на сатиру. Тем более, когда в проекте на всех возможных уровнях участвует Уилл Феррелл — как актер, сценарист и продюсер вместе со своей студией (в ней же и режиссер Адам Маккей). Однако картина получилась настолько неоднозначной, что многими в итоге воспринимается как вдохновляющая сказка, а некоторые наклеили на нее уже ставший дурным ярлык «так плохо, что хорошо».

Исторически так сложилось, что в США не очень-то любят этот конкурс (как и в Великобритании, его придумавшей). Не только потому, что страна там не участвует, но и потому что это никогда не имело для нее особого смысла, при такой-то глобализации (американской музыки в частности). То есть, нет никаких сомнений, что стебность происходящей феррелловщины вполне закономерна, а карикатурность того же персонажа Дэна Стивенса (он тут участник от России, эдакий симбиоз Леонтьева и Киркорова) играет только на руку.

Однако в процессе, кино из очевидной сатиры мутирует в небольшое политическое высказывание (чем конкурс и является в плохом смысле) о подавлении самобытности культуры одним большим попсовым трафаретом. Финальная песня «от души» здесь тоже выглядит слишком лицемерной и компромиссной, чтобы быть победным аккордом, но, кажется, никому до этого нет дела. Метамодерн во всей красе.

Денис Еремеев


The Vast of Night / Бескрайная ночь
реж. Эндрю Паттерсон

Телефонистка Фей и радиоведущий Эверетт во время одного из эфиров слышат таинственные сигналы. Решив выяснить их происхождение, они обращаются к зрителям: тот, кто понимает природу этих шумов, может позвонить на станцию и получить кусочек ковра Элвиса Пресли. Желающий находится моментально, однако история, которую он рассказывает, оказывается слишком жуткой, чтобы быть правдой.

Дебютный бюджетный фильм Эндрю Паттерсона — чуть ли не главное открытие года. Своего рода дань уважения сериалам вроде старой «Сумеречной зоны» и подражание сай-фаю 50-60-х, но в то же время — мета-фантастика, осмысляющая границы жанра. Избегая главного правила начинающих кинематографистов («показывай, а не рассказывай»), режиссер превращает свое первое кино в радиопостановку. Большую часть времени Эверетт и Фей сидят в захолустной станции и слушают россказни спятившего старика.

Интонация, звучание в «Бескрайней ночи» становятся важнее всяких конкретных образов. Зрительское воображение действует куда эффективнее, достраивая и визуализируя услышанные жуткие истории. Саспенс рождается не из видимости внешней угрозы — он возникает из голосов и страхов самих героев. В этом плане дебют Паттерсона точно подмечает и суть сай-фая как такового: для автора научная фантастика не только форма, позволяющая говорить о серьезных вещах эзоповым языком, но и идеальное воплощение терапевтической силы искусства.

Владислав Шуравин


Fourteen / Четырнадцать
реж. Дэн Саллитт

Одновременно с прокатом в США до нас дошел новый фильм Дэна Саллитта — важного американского кинокритика/режиссера микробюджетного кино. «Четырнадцать» — раскинутая на десятилетие история токсичных отношений, которые, наверное, можно снисходительно назвать дружбой.

Когда-то Мара и Джо действительно подружились (произошло это, когда обеим было 14 лет, — отсюда и название), но со временем девушки отдалились друг от друга. Спокойная и целеустремленная Мара планирует стать учительницей, иногда пишет прозу, Джо — напротив, не задерживается на одном месте, постоянно меняет работы и бойфрендов, а единственной стабильностью в ее жизни остаются наркотики и алкоголь. После каждой неудачи и проблемы Джо бежит за поддержкой к Маре — та медленно, но верно осознает, что такие созависимые отношения все меньше напоминает нормальную дружбу. Девушка хочет двигаться дальше, к тому же общение с Джо постоянно бьет по ее самооценке, ведь та во всем вроде бы «лучше»: у нее парни красивее, она пишет талантливее, метаболизм и тот быстрее.

Такие комплексные отношения двух подруг Саллитт препарирует, показывая ибранные эпизоды из жизни героинь, которые складываются в общий портрет дружбы Мары и Джо. Однако режиссер оставляет достаточно пробелов, чтобы зритель мог сам все додумать и понять поведение Джо. Получилась такая версия «Неаполитанского квартета» Элены Ферранте для бедных — близкая по духу история о том, как тяжело сохранить детскую дружбу людям с разными интересами, желаниями и возможностями. Правда, если «Четырнадцать» выглядит убедительно на уровне сценария, то как режиссер Саллитт выбирает для него вторичную форму и прячется за громкими именами любимых авторов: — Эрика Ромера и Мориса Пиала. От первого здесь женская дружба, статичные кадры и лаконичные мизансцены, от второго — закат отношений и сбивчивая структура, из-за которой становится тяжело понять, сколько времени прошло между эпизодами.

Алихан Исрапилов


Antrum: The Deadliest Film Ever Made / Антрум: Самый опасный фильм из когда-либо снятых
реж. Дэвид Амито, Майкл Лайчини

Любителям жанровых выкрутасов приготовиться: малоизвестный сумрачный режиссер и продюсер Майкл Лайчини вместе с преимущественно телевизионным актером Дэвидом Амито решили в очередной раз доказать, насколько в искусстве важен контекст, попутно напугав особо впечатлительных зрителей до смерти. «Антрум» — это обманчиво простенький хоррор про сестру и брата, устраивающих в лесу странные ритуалы, дабы спасти бренную душу умершего пса. Как легко догадаться, ни к чему хорошему это не приводит — мир вокруг потихоньку начинает принимать зловещие очертания, а бедовые родственники медленно сходить с ума.

Фильм начинается с важной документальной вставки, где раскрывается его непростая судьба. Якобы он был снят в Англии, однако очевидно имеет болгарские корни; его не принял ни один фестиваль, и эти отказы повлекли за собой множество смертей; в 1988 году он добрался до большого экрана в Будапеште, но во время показа кинотеатр сгорает дотла. Окончательно статус проклятого кино закрепляется за ним в 1993 году в ходе очередной увлекательной истории, где фигурирует попкорн и ЛСД — впрочем, не будем раскрывать все карты.

Дальше начинается сам фильм и, конечно, после рассказов в духе «алло, галочка, ты сейчас умрешь» даже самые крепкие духом призадумаются, а не выключить ли им все это нафиг. Рамка становится важнее картины, которая, при всех усилиях авторов, все-таки не выглядит как аутентичный потерянный хоррор с непонятной пропиской. Но это уже и неважно — искусства стилизации и постоянно мелькающей демонической символики хватает для того, чтобы из глубин подсознания глуповато зазвучал взволнованный голос: нет, ну вдруг? А что, если?

В финале картина возвращается на поле мокьюментари, где историки анализируют руну, которая постоянно проявляется в фильме и работает примерно как низкочастотные шумы в лентах Гаспара Ноэ (то есть провоцирует тошноту). Как бы приземляя в итоге траекторию полета всего проекта, Амито и Лайчини показывают, из какого сора растет пресловутая киношная магия: достаточно чуть-чуть вытравить цвет, приглушить звук и с серьезнысм лицом сказать, что все это взаправду — и рука твоя дрогнет, несмотря на все доводы разума.

Мария Ремига


Last and First Men / Последние и первые люди
реж. Йохан Йоханнссон

Дебютный и в то же время последний фильм исландского композитора, умершего в 2018 году. Изначально запланированный как перфоманс в сопровождении симфонического оркестра, после гибели создателя он разросся до настоящего magnum opus. Формально «Последние и первые люди» основаны на одноименном фантастическом романе Олафа Стэплдона. Как и оригинал, — правда, в более сжатой форме — это кино повествует о гибели Земли и появлении новых, улучшенных человеческих цивилизаций, чья жизнь, впрочем, вскоре тоже оказывается под угрозой.

При всей своей неспешности (на протяжении 70 минут кадры с холодными безжизненными монументами служат фоном для меланхоличной космической истории) «Последние и первые люди» умудряются охватить крах человечества и его ренессанс. Детали неторопливого рассказа здорово рифмуются с изображениями величественных глыб, которые начинают существовать в контексте несовременном, футуристическом. Этот фильм — вообще пример удивительного дуализма, ведь он создает уникальный сеттинг, одновременно абстрактный и конкретный. Настолько же абстрактно-конкретна и проблематика работы Йоханнссона.

С одной стороны (причем с самой незаметной и неважной), это, как и роман Стэплонда, подробное жизнеописание людского рода, фантастика о беззащитности и мнимом могуществе человека, неминуемо приближающегося к бездне. С другой — уникальное произведение, берущее жанровый каркас и подводящее неутешительные итоги существованию вообще. Как ни крути, и первый взгляд, и второй до жути пессимистичны. Но то недолгое время гнетущей медитации, которое могут подарить «Последние и первые люди», будет ценно вне зависимости от того, насколько все мрачно и бренно.

Владислав Шуравин


Blood Quantum / Чистота крови
реж. Джефф Барнеби

Индейская резервация Ред Кроу становится одним из очагов распространения нового вируса, превращающего людей в ходячих мертвецов. Местный шериф с его семьей умудряются выжить и даже сколотить лагерь из десятков таких же счастливчиков. У некоторых, как оказывается позже, есть иммунитет, поэтому укусы разлагающихся тварей им не страшны. По иронии судьбы этот дар получают коренные жители, тогда как белые неожиданно для себя переходят в разряд угнетаемого меньшинства.

Если бы «Чистота крови» была более ироничной, вся эта остросоциальная подоплека не казалась бы настолько напыщенной. А уж фильму, который в лучшие свои моменты напоминает сдержанное инди с «Сандэнса», напыщенность совсем не к лицу. Одновременно кроваво-красный и меланхоличный, на первых порах он может завлечь своим приземленным сеттингом индейского городка, умершего, кажется, задолго до апокалипсиса. Однако с развитием этого сеттинга он справляется уже не так хорошо. Резервация медленно разваливается, социальная рознь усиливается, а люди становятся страшнее мертвецов — это мы, если честно, поняли еще по тизерам и трейлерам (а также благодаря классике зомби-муви). Дальше-то что?

Куда интереснее здесь наблюдать за отношениями внутри семьи протагонистов. Иногда в этих эпизодах видится та самая фестивальная драма о сложных отцовских чувствах и лишних, ненужных родственниках — благо и сам режиссер в 2013 году дебютировал с похожей по стилю и тематике картиной. Стоило ли этот конфликт заменять на жанровую историю о крахе очередной общины выживших? Очень сомнительно. Есть фильмы, которые идеально работают в конвенциональных рамках, но «Чистоте крови», напротив, не хватает смелости, чтобы из них вырваться.

Владислав Шуравин


The King of Staten Island / Король Стейтен-Айленда
реж. Джадд Апатоу

Пит Дэвидсон — это, конечно, стендап-комик будущего (если уже не настоящего — после премьеры спешла на Netflix и главной роли у главного американского комедиографа момента Джадда Апатоу), олицетворяющий собой наш беспокойный век. Он — большеротый улыбчивый инфантил-переросток, на сцене вечно накурен (в кино, кажется, тоже — ну, или действительно потрясающий артист, посмотрим еще), а потому, видимо, грустно хихикает над своими же шутками. У него есть неизбывная психологическая травма (его отец-пожарный погиб при исполнении, спасая людей после теракта 11 сентября), последствия которой он безуспешно пытается купировать. Наконец, он просто очень симпатичный.

Пит дополнил свой образ кучей татуировок — весьма хаотично набитых, как будто он рисовал на своем теле спонтанно, подчиняясь импульсу причинить самому себе боль, подсознательно наказывая себя за что-то. Дэвидсон — очень комплексный персонаж, поэтому сделать о нем полуавтобиографическую комедию не составило большого труда, тем более для Апатоу, который специализируется на фильмах о комиках/с известными за пределами кино комиками на главных ролях (см. «Приколисты», «Девушка без комплексов»).

Жанр стендапа же по сути своей подразумевает вечную игру исполнителя со своим лирическим героем: то похожим на него в жизни, то нет. Здесь то же самое: с одной стороны, герой Дэвидсона Скотт, как и сам Пит, живет в самом захолустном нью-йоркском округе, в Стейтен-Айленде. Парень до сих пор не съехал из материнского дома, папа-герой тоже погиб в пожаре, он все время дует (и не на воду, а, пардон, из водника), занят не пойми чем. Так бы Скотт и пребывал в марихуановом лимбе, если бы не новый ухажер матери (его играет еще один куда более успешный комик — Билл Бёрр). Так начинается эмоциональное пробуждение героя.

К сожалению, о предыстории и контексте появления на свет этого фильма чуть-чуть (совсем чуть-чуть) интереснее рассказывать, чем о самом фильме. Начинаясь бодро и борзо, на манер прочих гомерических картин Апатоу, к финалу «Король Стейтен-Айленда» выруливает к традиционной светлоликой душеспасиловке в духе той, что ежегодно и в большом количестве поставляет инди-фестиваль «Сандэнс» — сплошь солнечный свет, гитарные переборы и взаимопонимание.

Впрочем, здесь есть один нюанс, который спасает положение и во многом меняет впечатление: настежь открытый финал, не оставляющий ни предпосылок на исправление положения персонажа, ни сомнений в его перспективах. Неуверенно-депрессивный герой как был, так и остался открытой книгой. Он понятен с любого ракурса, и этим фильм, несмотря на статус мейнстримной комедии, приятно обманывает ожидания: ждешь, что увидишь осточертевшую арку героя, внутренний конфликт и прочие элементы сюжета, которым учат на сценарных курсах, а вместо этого некузявый Скотт остается примерно таким же скотом, каким был. На правах полпреда всех бездельных неудачников Земли, могу только сказать спасибо Джадду Апатоу и Питу Дэвидсону, — глобальное стремление к тотальному diversity добралось и до нас.

Егор Беликов


Capone / Капоне
реж. Джош Транк

Как ни удивительно, но фильм про криминальную икону первой половины XX века молодой и невезучий режиссер Джош Транк решил посвятить последним, вроде бы малоинтересным годам его жизни. Умирающая легенда, находясь в своем особняке с семьей и малопонятными родственниками, доживает последние мгновения (сифилиса в первую очередь) в памперсах, при почти полном отсутствии разума, но все с той же гадкой сигарой в зубах и паранойей по поводу слежки ФБР. Но параноидальность в его случае может и не так безосновательна: во-первых, Капоне не всегда был безумен, и наверняка припас огромное состояние для потомков (только вспомнить об этом уже не в состоянии), а во-вторых, подозрительно, что вся родня собралась в одном и том же месте. Как бы то ни было, нынешний Фонзо (одно из прозвищ Капоне), воспользовавшись прогрессирующей деменцией, находится между жизнью и смертью, сном и реальностью, и изредка путешествуя между гнетущим прошлым и бесполезным настоящим, погружается в экзистенциальный ужас.

Стоит признать, что Транку уже удалось заставить киноиндустрию следить за его шагами, сняв три фильма, каждый из которых занимает свое четкое место на линейке признания критиков и зрителей, где: «всеобщее одобрение» («Хроника), «всеобщее неодобрение» («Фантастическая Четверка») и «divisive» («Капоне»). Собственно последний успели окрестить боди-хоррором, сравнить с «Сиянием» и одновременно почему-то с «Ирландцем» (ну вы понимаете, фильмы, где умирает мафия...) — почти во всех случаях либо шутливо, либо не в его пользу.

Объясняется это тем, что картина Транка — метапародия байопика на сам образ Капоне, сложившийся в культуре. Нет, здесь нет крушения четвертой стены как таковой, но все, что делает Фонзо на экране (в свободное от физических страданий время), так это слушает радиоспектакли на основе своей биографии, вспоминает свою кинематографичную жизнь и воспроизводит сцены из культового «Лица со шрамом» Брайана Де Пальмы (который и был вдохновлен фигурой Капоне). Происходит самый настоящий тектонический сдвиг во времени и пространстве, где нет четкого понимания, где пародия на что, и насколько она искренняя?

Наконец, важнее, что это довольно страшное и опустошающее кино о своем наследии. Не том, что буквально остается после тебя в денежном или любом другом материальном эквиваленте, а том, что определяет по итогу индивидуальность и влиятельность. Поколения спустя, наследие намеренно или нет, но исказят, а историю отшлифуют, романтизируют или демонизируют. В конечном итоге, реальное наследие никто после себя не оставляет. Реальное же находится в руках, пусть и обосравшегося с ног до головы, безумного и увядающего гангстера. В этих обрывках воспоминаний, пока ощутимых дивидендах и нерастраченного достоинства. И реальным ревностно не хочется делиться практически ни с кем, кроме разве что с собой из прошлого.

Денис Еремеев


Scoob! / Скуби-ду
реж. Тони Червоне

В корпорации «Тайна» назревает конфликт. Чтобы увеличить популярность бренда, друзья решают обратиться за помощью к продюсеру Саймону Коуэллу. Он же предлагает избавиться от двух бесполезных членов коллектива — Шегги и Скуби. По какой-то причине команда соглашается и пес с хипстером уходят в закат. Точнее в боулинг-клуб, где они пытаются заглушить горе в игре. Там же на них нападают странные роботы-скорпионы, но герои находят спасение в корабле местного супермена Синего Сокола. Оказывается, что на Скуба устроил охоту Дик Дастардли, и если его не остановить, под угрозой окажется вся планета.

Очередной перезапуск «Скуби-ду» — неловкий зумерский набор из шуток про Netflix и Tinder, супергеройского сюжета и странных поп-культурных отсылок. Максимально безобидный, но дурацкий мультфильм, который даже не пытается рассказать каноничную детективную историю. Главное, что все вокруг взрывается, то и дело появляются известные персонажи из других франшиз Hanna-Barbera и герои оставляют едкие метакомментарии, которые вроде бы должны оправдывать всю эту невнятицу (но нет). Толковых полнометражных фильмов по «Скуби-ду» и без того мало, а эта версия, нагло заискивающая перед юной аудиторией, — чуть ли не худшая в истории всех перезапусков. Может быть, оно и к лучшему, что кино отправилось прямиком на экраны ноутбуков и телевизоров, а не заняло кинотеатральные сеансы — на VOD ему самое место.

Владислав Шуравин


The Lovebirds / Любовнички
реж. Майкл Шоуолтер

Еще мгновение назад Лейлани (Исса Рэй) и Джибран (Кумэйл Нанджиани) друг в друге души не чаяли, но стоило рутине совместной жизни на пару месяцев пустить корни в отношениях, и от прежней любви не осталось и следа. Правда, как только они вместе попали в нелепейшую передрягу с убийством, иллюминатами и политическим скандалом, так сразу возвращается былая страсть.

В этом совершенно необязательном цирковом представлении, где каждая третья реплика оборачивается заготовленным панчем, а смысловая нагрузка сведена к минимуму, есть свое обаяние, за которое всегда отвечала режиссура Шоуолтера. Известный в относительно узких кругах по чудесному остроумному ромкому «Любовь — болезнь», Шоуолтер, кажется, совсем не гонится ни за популярностью, ни за профессиональными наградами, а получает заметный кайф от съемок с актерами комедийного жанра. Его нераскрытый потенциал, вряд ли получится так уж приметить в этом проекте, где балом правит скорее актерская химия между звездами «Силиконовой Долины» и «Белой Вороны», но таланта по незаметному убиванию времени ему точно не занимать.

Денис Еремеев


The Half of It / Половина всего
реж. Элис Ву

Элли Чу — скромная ученица-заучка старших классов. В силу своего характера и страха перед отнюдь не прогрессивными нравами маленького городка, она не может признаться в любви к главной королеве школы Астер. Как и не может ее одноклассник Пол, считающий себе слишком тупым для подобной девушки, у которой наверняка высокие стандарты. У обоих зарождается гениальный план, где Чу будет вести с Астер общение по переписке, не стесняясь своей эрудированности, а Пол ходить на свидания с ней напрямую... Ну, когда на них осмелится.

Идеально выверенная мелодрама с меланхоличным юмором, которая очень нежно, но при этом не кривя душой, рассказывает абсолютно любому подростку (или тому, что внутри) об очень редком и иногда тяжелом, сентиментальном чувстве. Познать безответность в них — вероятно, единственный способ познать эгоистичную природу этих чувств.

Денис Еремеев


Ya no estoy aqui / Меня здесь больше нет
реж. Фернандо Фриаш

Хотя Монтеррей — объективно не лучшее место на Земле из-за высокой преступности и низкого уровня жизни, подросток Улисс выглядит довольным своей маленькой рисковой жизнью в Мексике. В свои 17 лет — он уже член банды Los Terkos и профессиональный флексер под колумбийскую музыку. Но как только войны группировок коснутся его напрямую, поставив под угрозу в том числе финансовое положение родителей, ему придется исчезнуть из родной Мексики — спасая шкуру, переехать нелегалом в США, где его никто не ждет.

Фильм стал на родине небольшим хитом, одновременно похожим на темного брата «Ромы» Куарона и «Формы воды» Дель Торо, но скромнее. Действие картины плавно перетекает между двумя странами: притягательной своей меланхоличностью Мексикой и раздраженной, но не демонизированный Америкой. Все прения двух стран как будто вынесены за скобки и слышатся лишь в отголосках телевизионных программ и радио. Единственное, что важно режиссеру, — картина отчужденности и чужеродности, которую можно наблюдать даже в стране, ставшей символом национального многообразия. Молчаливый Улисс, кажется, принципиально не учит местный язык, а все, что он делает — это плывет по течению, без плана, в поисках родной души и дома. Дом для Улисса — это не спокойствие и умиротворение, а вечный колумбийский танец без намека на стеснение, пусть и в обстановке полной анархии и политического кризиса.

Денис Еремеев