Специальное предложение для тех, кому лень выходить из дома: собрали все интересное, что появилось в Сети за последнее время. Революционная грузинская гей-драма, тонкий боди-триллер с Хейли Беннетт и фильм про Трампа от классика документалистики Эррола Морриса.
Прошлый выпуск рубрики можно почитать здесь.
Les hirondelles de Kaboul / Ласточки Кабула
реж. Забу Брайтман, Элеа Гобе-Мевеллек
Счастливая жизнь в Кабуле нарушена талибами: теперь в городе устраивают публичные казни и следят за гражданами, а свобода с каждым днем становится все более несбыточной мечтой. Возлюбленные Зунейра и Мохсен даже в этой угнетающей обстановке остались верны друг другу и своим чувствам, но один несчастный случай рушит их быт. Зунейру ожидает суд, ее судьба почти предрешена, и если в Кабуле найдется хотя бы один человек, способный воспрепятствовать суровым нравам и спасти девушку, это место не будет обречено.
«Ласточки Кабула» рассказывают о сложных судьбах женщин в исламских странах и не скрывают своего фем-подтекста, в основе которого — презрение религиозной патриархальной системы, лишающей людей воли. В общем-то, ни о чем другом этот анимационный фильм и не пытается говорить.
Если бы «Ласточки» были сняты в форме обычного live-action, они бы выглядели как рафинированная социальная драма о зле радикального ислама. Выбор другой техники повествования оказался как нельзя кстати: пускай на односложные, хотя и злободневные вопросы мы получаем такие же тривиальные ответы, анимационный облик Кабула с его жителями оказывается давящим и меланхоличным. История о маленьких людях превращается в череду красивых визуальных метафор, одна из которых — отождествление несвободных страдающих женщин и ласточек. Довольно просто, но симпатично.
Swallow / Глотай
реж. Карло Мирабелла-Дэйвис
Хантер находит отличную партию в лице Ричи, симпатичного сына из семейки магнатов. Теперь она — порядочная домохозяйка, живущая на вилле и проводящая дни в ожидании мужа с работы. Вскоре она узнает, что беременна, но эта новость обрадует, кажется, лишь Ричи и его родителей. Сама Хантер станет жертвой странной патологии: ей овладеет желание съесть все мелкие предметы в доме, от шариков до булавок.
О причинах своих проблем Хантер заявляет еще в первой половине. Ее болезнь — способ борьбы с пассивно-агрессивным окружением из мужа и его родственников; шанс впервые за долгое время овладеть своим телом и понизить тяжелую ношу высоких ожиданий. Хотя ни свекровь, ни свекор, ни даже возлюбленный не вступают с ней в открытый антагонизм, понять проблемы героини оказывается нетрудно. Еще до новости о беременности она была обречена на унылую жизнь в загородном доме, в который переехала лишь из-за Ричи. Его родители постоянно акцентируют внимание на том, как повезло девушке, и ненавязчиво (по их мнению) дают «дружелюбные» советы, например, по смене прически.
В комплексе эти на первый взгляд незначительные моменты образуют гигантскую травму и следующий за ней защитный механизм. «Глотай» прост, его хай-концепт вполне удачно описывает всю суть фильма, но через этот тривиальный конфликт правдоподобность кино, его связь с актуальными проблемами эмансипации, выражается как нельзя лучше. Несмотря на безумный зачин, «Глотай» ближе к инди-драмам с «Санденса», и единственные по-настоящему жуткие сцены разворачиваются, когда Хантер глотает очередной спасительный предмет. Боль соединяется с наслаждением, эмпатия гипертрофируется, и вслед за героиней зритель способен сам обнаружить тяжелое чувство внутри.
And Then We Danced / А потом мы танцевали
реж. Леван Акин
Мераб, танцор Национального грузинского ансамбля, пошел по стопам отца, но успеха так и не достиг. На репетициях ему не хватает строгости движений: паренек слишком мягок и неуклюж. Но когда объявляют набор в основную труппу, все свободное время он отдает тренировкам. На них он начинает общаться с новичком ансамбля — харизматичным Ираклием, который тоже мечтает достигнуть высот в танце. Сначала их общение перетекает в дружбу, а потом — в совершенно другое чувство. Чувство, которое жестокий грузинский консерватизм принять не может.
На родине премьера «А потом мы танцевали» оказалась под срывом: активисты окружили кинотеатр и требовали отменить показ фильма, нагло воспевающего мужеложство. Хотя само кино ничуть не провокационное, а абсолютно лиричное и даже умиротворяющее. Режиссер отказывается от эффектных, нарочито жестких сцен, показывая окружающий гомофобный мир через скрытые насмешки и опасливые взгляды. Да и любовь главных героев растворена буквально в нескольких минутах, встречах и фразах. Такая сдержанность идеально контрастирует с выразительным чувственным финалом: грузинским танцем в исполнении главного героя, в котором он совмещает резкие и маскулинные элементы с «женственными» плавными движениями.
Systemsprenger/ Крушители системы
реж. Нора Финшелдт
Бенни — девятилетнее белокурое чудо, в прямом смысле разрушающее все вокруг себя. В раннем детстве девочка пережила травматичное событие и с тех пор испытывает неконтролируемые приступы агрессии, систематически разбивает носы (и не только) всем окружающим и не дает дотрагиваться до своего лица никому, кроме матери. Проблема в том, что мать, в свою очередь, не готова к жизни с психологически нездоровым ребенком — на это есть свои причины, — поэтому Бенни кочует из одного детского приюта в другой, время от времени делая перерывы на психиатрическую клинику.
Дети, а особенно дети с заболеваниями — это sensitive subject, но Нора Финшелдт не выстраивает историю по однобокому сценарию «несчастный ребенок/жестокая система». Нет, героиня невероятно талантливой в своем безумии Хелен Зенгель — тот еще цветок жизни (разве что кактус), поэтому страдают все: и взрослые, и дети. Причем отрицательных персонажей в фильме вообще нет — все понимающие, терпеливые, поддерживающие, но иногда этого недостаточно и сделать ничего нельзя. Совершенно непонятно, что делать, если ты совсем не вписываешься в общество, причем твоей вины в этом по большей части нет.
Dijiutianchang / Прощай, сын мой
реж. Ван Сяошуай
Китай 90-х. Девушка из семьи рабочих готовится к рождению второго ребенка, но должна скрывать этот факт из-за суровых законов. Когда начальство узнает, ее заставляют сделать аборт, а вскоре при трагических обстоятельствах погибает ее единственный сын. Вместе с мужем они переезжают в провинцию Фуцзянь, где усыновляют нового ребенка. Но идиллия не длится долго: вскоре мальчик, который должен был помочь им пережить утрату, сбегает из дома.
Внушительный портрет китайской жизни под авторством Ван Сяошуая разворачивается в нескольких временных промежутках и длится долгие три часа. Он следит за судьбами семей — двух главных героев и их друзей, — но рассказывает истории этих людей с такой вдумчивостью и неспешностью, что создает многоуровневый эпос, где каждый персонаж уже без ведома автора начинает существовать (и выживать) в гигантском бюрократическом Китае. Смотреть на то, как пролетариат, молча сидя в своих обшарпанных домишках, пытается мириться с утратами, зрелище не самое увлекательное, но иногда пронзительное. Причем трагического эффекта Сяошуай добивается не фонтанирующими слезами персонажей — скорее их неспособностью выразить глубокое чувство боли.
Ich war zuhause, aber / Я была дома, но...
реж. Ангела Шанелек
13-летний Филлип возвращается домой после недельного отсутствия. Его мать Астрид и учителя подозревают, что побег связан с недавней потерей отца. Астрид — та еще истеричка, измотанная проблемами на всех фронтах; она постоянно срывается на детях. Но Филлип и его маленькая сестра не отворачиваются от женщины.
В «Я была дома, но...» есть талантливо сделанные моменты, смешные шутки и забавные нелепости. Но несколько сюжетных линий, появляющиеся из ниоткуда и уходящих в никуда, абсолютно сбивают с толку. Длинные планы, призванные, видимо, давать зрителю время осмыслять происходящее, скорее загоняют в сон.
Midnight Family / Полуночная семья
реж. Люк Лоренцен
В Мехико последние пару лет (видимо, несознательно) замалчивается логистический кризис, непосредственно затрагивающий жизни простых граждан. На почти 9 миллионов жителей в городе приходятся не больше 50 карет скорой помощи. Государство подобную проблему решать не собирается, а потому в столице неожиданно появился подпольный бизнес первостепенной важности: семьи приобретают свои минивэны и заочно оказывают соответствующие услуги по спасению жизней.
В поле зрения документалиста Люка Лоренцена попадает одна из таких семей со своим частным бизнесом. Отец с сыновьями (одному из которых не больше 12) не похож на доброго самаритянина, хотя иногда ему приходится помогать и тем, кто совсем без гроша в кармане. Просто этот бизнес — все, что у них есть, хотя аренда авто стоит много денег, а выручка довольно скромная.
Это исключительно ночной триллер, своего рода мексиканская «Аритмия», которая за скромные 85 минут дарит неподдельный экспириенс, ничуть не хуже бодрого игрового роуд-муви. Но также за этим поэтичным и неоновым гимном гражданского общества кроется не более чем этнографическое полотно, не способное показать ничего сверх того, что и так очевидно: солнце светит, жизнь несправедлива, государству плевать на народ, а Мексика — все еще удивительная страна.
VFW / Ветераны зарубежных войн
реж. Джо Бегос
В девяностые, как известно, убивали людей и все бегали абсолютно голые — посему мрачный дух проникал даже в мейнстрим (от «Матрицы» до, казалось бы, беззаботной «Маски»). Джо Бегос, автор арт-хоррора «Блаженство», в своем новом фильме ностальгирует по тем временам, когда жанровое кино цвело кровавыми цветками зла, а к старому доброму ультранасилию необязательно было пристраивать какой-либо социальный месседж.
«Ветераны зарубежных войн», впрочем, живы не только безумной эстетикой 90-х, но и более ранней классикой историй про сокрушительные удары — в первую очередь, фильм, конечно, уважительно кивает в сторону «Нападения на 13-й участок» Джона Карпентера. Поскольку сюжет располагает к тому, чтобы картина достаточно быстро превратилась в чистое рубилово, Бегос не отказывает себе в удовольствии: экономит на лирических отступлениях (и слава богу, душевные диалоги за жизнь — худшее, что здесь есть) и вкладывает немало фантазии в местную кровавую олимпиаду. Ах да, в фильме реально имеется сюжет: в недалеком будущем девушка грабит барыг, которые довели ее сестру до смерти, те открыват на нее мощную охоту и, дабы моментально не отправиться навстречу родственнице, та запирается в баре с крутыми стариками.
Тотальное торжество эстетики и бесконечный оммаж любимому «хрясь пополам» из детства: если вам плевать на боевики 90-х, то «Ветераны зарубежных войн» к финалу рискуют неслабо вас утомить, но если жанровое кино про тьму — ваша чашка чая, то стоит эту картину обязательно взять на заметку.
American Dharma / Американская Дхарма
реж. Эррол Моррис
Наивно было предполагать, что один из важнейших и самый неравнодушный к судьбе американского общества документалист в ушедшем десятилетии упустит возможность отрефлексировать трампизм. И не менее наивно думать, что, несмотря на тихую премьеру аж полтора года назад на 75-ом Венецианском кинофестивале, мы можем вот так спокойно об этом фильме забыть.
Поначалу кажется, что Моррис подходит к Трампу издалека — берет интервью у небезызвестного Стефана К. Беннона, бывшего советника нынешнего президента, тем самым сводя объективность оценки личности и политики к одному человеку. Но на самом деле, он к нему как никто близок: он заглядывает дьяволу прямо в пасть. Это все равно, что если бы Дудь поговорил с Дмитрием Песковым, Владиславом Сурковым или Андреем Колесниковым (стоп, подождите...), пусть и масштабы зла, таящиеся в политических убеждениях сторонников Трампа, несоразмерно опаснее. Само интервью представляет собой не совсем ответы на поставленные Моррисом вопросы, а скорее ловкий и дьявольски убедительный рассказ Беннона о том, почему Трамп — это голос Америки, которого не побоялось выбрать большинство (и в коем оно так нуждалось).
Еще одна из причин, почему человек, навсегда изменивший американскую документалистику («Тонкая голубая линия»), выбрал полноправным объектом и субъектом дискуссии именно Беннона, лежит в синефильской одержимости обоих. Моррис часто в своей отчасти журналистской, отчасти режиссерской профессии прибегает к отсылкам и аллюзиям на кино в целом, доказывая, что линия между реальностью и кинематографичностью тонка. От того вдвойне любопытен Беннон, за время интервью не раз удивляющий самого Морриса насмотренностью и неочевидным трактованием классики от «Вертикального взлета» и «Искателей» до «Кандидата» и даже оскароносного фильма самого Морриса («Туман войны»). К тому же, он сам документалист, снимающий довольно скверную пропаганду.
Разумеется, для режиссера в определенный момент страшнее всего осознать, как сильно повлияло искусство на человека, чьи националистические, шовинистические и, проще говоря, совершенно не соответствующие современной либеральной повестке взгляды, совпали с политикой в Белом Доме. Для простых же смертых у Беннона заготовлен отдельный панчлайн, закрывающий вездесущий вопрос о триумфе зла. Оно банально умнее и хитрее тех служителей добродетели, чей главный грех в чрезмерной открытости и абсолютной бесхитростности. Если дьявол играет не на равных, то почему противники должны?
Premature
реж. Рашаад Эрнесто Грин
Пожалуй, одним из главных событий последних нескольких лет в американской киноиндустрии, помимо стриминговых войн и конкуренции киновселенных Marvel/DC, можно назвать практически одновременное становление двух молодых режиссеров Дэмьена Шазелла и Барри Дженкинса. Их, казалось бы, совершенно разное кино как будто теперь обречено конкурировать друг с другом за аудиторию (особенно после знаменитой «дуэли» на «Оскаре»): их проекты (конечно, не специально) выходят почти одновременно, оба выпускают свои первые сериалы в этом году (Дженкинс на Amazon, Шазелл на Netflix). Потому неудивительно, что пару лет спустя уши влияния обоих торчат повсюду.
Premature — удивительный случай. Это маленькое, не претендующее ни на что, американское инди, по сути синтез идей Шазелла и поэзии Дженкинса. Оно не старается быть похожим, копировать стили или, не дай бог, замещать. Это самодостаточная картина, рассказывающая практически автобиографичную историю любви амбициозной девушки и загадочного парня из Гарлема. Нежный, чуть меланхоличный тон картины перемежается мамблкором, джазом и поэтической лирикой.
В ней не чувствуется ни грамма фальши, лишь любовь к деталям, даже пусть самым незначительным. Они же и создают важное для режиссера ощущение заканчивающейся влюбленности. На реальную любовь у героев нет времени: он не может бежать от прошлого, она хочет двигаться в будущее. Эти чувства преждевременны, но вполне способны создать нечто красивое, искреннее и даже вечное. И для кого-то это новая жизнь, а для кого-то — суть любого творчества. «We were too young too live this long».
Jezebel / Иезавель
реж. Нума Перьер
Почти два года назад на Netflix вышел довольно любопытный хоррор-триллер «Cam», который, кажется, запустил новый тренд — кино про вебкам-бизнес. «Иезавель» успешно продолжает копаться в этом грязном белье, будучи хоть фильмом и не жанровым, но посему более сконцентрированным на вопросе.
Собственно, библейское имя Jezebel, как нетрудно догадаться, всего лишь рабочий псевдоним едва совершеннолетней девушки. Ее сестра (ублажающая клиентов посредством архаичного «секса по телефону») подталкивает девушку на подобный заработок лишь потому, что после смерти их матери (на чье пособие по инвалидности они и жили) других финансовых перспектив не осталось совсем. На шее семьи сидит еще безработный брат и бойфренд старшей сестры. Вчетвером им приходится ютиться в небольшой квартирке типичной одноэтажной Америки, пока героиня не почувствует преимущество подобного заработка и следом его же издержек.
Если «Cam» пытался что-то сказать о новой эпохе, где в мгновение под вымышленной идентичностью можно улизнуть в смежное с реальностью киберпространство, то «Иезавель» скорее остается на земле и акцентируется на роли женщины в обществе. Со всеми вытекающими преимуществами и недостатками, учитывая вполне патриархальные предустановки, до сих пор пронизывающие многие сферы. А все что касается вебкам и порнобизнеса — уж точно не исключение. Но, как неожиданно открывает для себя Иезавель, этим можно даже пользоваться назло всем.
Mr. Jones / Гарет Джонс
реж. Агнешка Холланд
Прошлогодний фильм Агнешки Холланд рассказывает о жизни уэльского журналиста и советника британского министра Гарета Джонса. Не получив интервью у вождя Советского союза, Джонс отправляется на Украину и узнает страшную правду о реалиях сталинского коммунизма. В итоге журналист выпускает компрометирующую статью, где раскрывает факт голода в СССР. Впоследствии эта статья становится достоянием общественности, а Гарет, как заведено, не доживает и до 30-летнего юбилея.
«Гарета Джонса» отчаянно хочется сравнить со старым советским комодом — гигантским, тяжеловесным и абсолютно безвкусным. Он занимает слишком много места и совершенно не вписывается в общий интерьер, но родители оставили его в квартире, потому что «так надо». Социальную повестку «Гарет Джонс» отрабатывает идеально, только делает это слишком надрывно и прямо в лоб.
