Немецкий режиссер Изабель Штевер («Германия 09», «Погода в замкнутых пространствах»), ведущий преподаватель Немецкой академии кино и телевидения в Берлине DFFB, Киноакадемии Баден-Вюртемберга, а также мастер лаборатории МШНК поделилась с нами своими любимыми фильмами.
Этот текст не подстраивается под каноны истории кино или актуальные тренды. Это личный выбор фильмов, которые помогли мне в работе над собственным почерком в кино.
Снимок
реж. Харун Фароки
Я увидела этот фильм в 19 лет по телевизору, когда жила у своей бабушки за городом. У меня тогда была замысловатая школьная карьера: в родном городе меня выгнали уже из нескольких школ, и была надежда только на то, что хотя бы за городом меня ничто не будет отвлекать от учебы. Удивительно, что я прекрасно помню обстановку, в которой смотрела фильм, даже погоду. Чистое ночное небо, ощущение приближающейся зимы, бабушка, сидящая перед телевизором.
Короткометражка Харуна Фароки «Снимок» поразила меня своей радикальной простотой. Зритель наблюдает за тем, как модель готовят к съемкам для журнала Playboy. Постановщики, гример, осветители сосредоточенно вьются вокруг раздетой молодой девушки. Контраст между целью вызвать у рассматривающего это фото читателя влечение и демистифицирующей подробной подготовкой к съемкам создавал пространство для размышления — например, о сексуальной объективации молодой девушки. Фильм позволил мне развить собственное отношение к этой проблеме. Намного позже, в 2006 году, Харун Фароки стал моим другом и советчиком по вопросам драматургии. Мне потребовалось довольно много времени, пока я не поняла, что это тот самый человек, чья работа оказала влияние на меня двадцатилетнюю.
Здесь я хочу поделиться одной историей о Фароки, который, на мой взгляд, в совершенстве владеет чистейшим кинематографическим языком. Однажды вечером в 2011 году я снова увидела фильм «Снимок» в крошечном кинотеатре. Харуну было предложено представить этот фильм вместе с некоторыми из его других работ. В промежутках между показами Харун читал отрывки из своей биографии, над которой он работал. В кинотеатре, находившемся в пыльном подвале, было всего восемь мест, и из-за стены раздавались звуки пневматического сверла. Но вместо того, чтобы покинуть заплесневелое место, Харун повысил голос, чтобы заглушить шум строительных работ. Чтобы описать эту ситуацию более подробно, стоит добавить еще несколько деталей: восемь мест были заняты лишь пятью зрителями, а 70-летний Харун рисковал заболеть и потерять голос в этом зимнем подвальном кинотеатре из-за соревнования с отбойным молотком. Меня потрясла его бескомпромиссность.
Классовые отношения
реж. Жан-Мари Штрауб и Даниэль Юйе
Если мне не изменяет память, в тот же день, в той же комнате, с той же бабушкой, сидящей перед телевизором, я посмотрела «Классовые отношения» Жан-Мари Штрауба и Даниэль Юйе. Актеры в этом фильме произносят свои реплики со странной интонацией и повинуются будто бы каким-то таинственным правилам отчуждения. Это заставило меня прокручивать каждое слово и действие персонажей в своей голове. Поэтому, впитывая в себя красоту языка Кафки, я обдумывала суть каждого предложения по возможности объективно. По той же причине, так как актеры не оснащали своих персонажей атрибутами натуралистической психологии и кажущимися естественными эмоциями, мне было предложено размышлять о происходящем на экране, не находясь во власти иллюзии, будто бы я наблюдаю за чем-то «настоящим». Это отчуждение помогло мне рассмотреть показанные проблемы, а не принять их как само собой разумеющееся из-за эффекта психологического натурализма. Этот фильм повлиял на мой молодой пытливый разум так же сильно, как «Снимок» Харуна Фароки.
Мизансцена
реж. Йозеф фан дер Шот
В 1992 году я смотрела в кино альманах короткометражных фильмов, и в большинстве своем они выглядели как кастрированные полнометражки — без ритма, без драматургиче-ских надломов, без пространства для размышлений. Но последняя из них — «Мизансцена», снятая Йозефой фан дер Шот, — произвела иное впечатление. Меня поразил контраст между аутентичной импровизацией актеров, которые даже использовали свои настоящие имена, и лишь слегка обозначенными декорациями с островками нелинейной сюжетной линии, которые были полны противоречий. Герои абстрагировались от диктата сценария. Ведь сюжет фильма может быть просто неким толчком для персонажей, с помощью которого они отправляются в свободное плавание. Осознание этого настроило меня на анархистский лад.
Карнавал душ
реж. Херк Харви
Одной темной ночью того же года я посмотрела по телевизору «Карнавал душ» Херка Харви. В итоге мне пришлось включить свет в спальне, за что было немножко стыдно — все-таки мне на тот момент уже было тридцать! Главный драматургический девиз хорроров можно сформулировать как «Главный герой — жертва, которая ищет смерти». То, насколько убедительно это желание умереть доносится до зрителя, и определяет для меня успех ленты. В фильмах ужасов герои обычно слышат подозрительные звуки и, не сумев определить их источник, отправляются в темноту искать его, и мне как зрителю приходится следовать за ними.
«Карнавал душ», очевидно, снимался в рамках очень ограниченного бюджета: антагонисты вообще предстают перед нами в хэллоуинской зомби-раскраске. Но неторопливый ритм, контраст черного и белого, странный органный аккомпанемент и закрученная история
демонстрируют нам безграничные чудеса монтажа: сочетание картинки и звука произвело сильное впечатление на мою уже окрепшую психику.
Лола
реж. Жак Деми
В 2003 году я посмотрела «Лолу» Жака Деми и плакала от восторга на финальной сцене. Сейчас я уже знаю этот фильм наизусть. Деми — мастер обращения истории, воспринимаемой как трагедия, в сказку, в манифест любви и самой жизни. Он совершает этот переворот благодаря одному только использованию кинематографического языка. В Лоле он добавляет к этому приему тщательный анализ моральных предрассудков. Именно это побудило меня во время просмотра погрузиться в фантазию о «спасении проститутки». Здесь осуждается не проституция, а отношение общества к этому занятию. То, как Деми смог отбросить любые оценочные суждения — как воспевание, так и виктимизацию персонажей, на которых мы обычно лепим ярлык социальных аутсайдеров, — усилило мое желание самой снимать фильмы и воспринимать моих героев как равных, кем бы они ни были.
