Интервью с Венсаном Касселем

«Хорошие парни должны быть немного грязными, иначе они просто скучны», — сказал как-то Венсан Кассель. Этой точки зрения он, видимо, придерживается в течение всей жизни: в интервью The Talks актер признается в любви к сложным персонажам и многогранным личностям, рассказывает о кумирах молодости и сравнивает американский и европейский кинематографы.

Мсье Кассель, почему же получается, что вы постоянно играете столь неоднозначных, спорных персонажей?

Полагаю, из-за того, что такие люди привлекают меня даже в реальной жизни. Мы, французы, называем это à plusieurs couches (дословно — «из нескольких слоев» — прим.пер.).

Ты имеешь в виду многогранность личности?

Да. Поведение людей, парадоксы, противоречия. Все эти вещи, с которыми нам приходится жить, притворяясь при этом, что мир делится только на черное и белое. Думаю, это одна из самых занимательных особенностей человеческой природы — обязанность притворяться. Иметь возможность говорить правду неинтересно — интерес появляется, когда ты обязан в чем-то соврать.

И как ты думаешь, откуда у тебя взялся такой интерес?

Не знаю. Я начал карьеру актера, бредя Джаном Марией Волонте и Робертом Де Ниро, а они никогда не играли славных, кристально чистых и понятных парней. Их герои всегда представляли сторону зла, но одновременно с этим были невероятно захватывающими. Начав сниматься в фильмах, я выбирал именно такие роли — я нахожу их более интересными и считаю, что они иллюстрируют жизнь намного лучше, чем так называемые славные парни и положительные герои.

К слову о Де Ниро: однажды я беседовал с режиссером, который с ним работал, и тот сказал мне, что что-то в Де Ниро, без каких-либо на то причин, пугало его. Думаю, ты вызываешь у людей похожие эмоции. Ты сталкивался с подобным отношением прежде?

Конечно. Это вполне нормально, учитывая, что люди видят, каких персонажей ты играешь. Но это лишь роли. Вдобавок к этому, сочетание экранного персонажа и реального человека помогают сохранять некую таинственность.

С тобой легко работать? Споришь ли ты со своими режиссерами во время съемок?

Нет, нет, нет. Я полностью доверяю режиссеру. Я соглашаюсь принять участие в проекте, только если шоураннер кажется мне интересным, мне нравится стиль его работы, и я могу научиться чему-то новому. Если я попал в руки к человеку, которому не доверяю — да, конечно, мной будет трудно управлять. Но таких ситуаций больше не случается. Мне кажется, что самое лучшее — когда люди не могут предсказать твой следующий шаг. Это очень важно для актера. Если ты слишком много говоришь от своего имени, о себе, люди теряют интерес — ведь теперь они знают тебя.

Тебе не кажется, что люди показывают СМИ слишком много, что медийная персона вышла на первый план, перекрыв актера, и он больше не может раствориться в своем образе?

Это зависит от человека, некоторым до сих пор удается растворяться. Проблема в том, что вырваться из выстроенной системы очень трудно, ты очень легко попадаешь в эту ловушку. Каждый раз, когда кто-то задает вопрос о моей личной жизни, я бы хотел просто обрубать его на корню. Но я стараюсь вести себя вежливо, потому что нельзя быть грубым с людьми.

Похоже, ты стараешься всё разделять: работу и личную жизнь, даже друзей и личную жизнь. Моника Беллуччи, твоя жена (уже бывшая жена — интервью взято в 2012 году, пара официально объявила о разводе 26 августа 2013 года — прим. пер.), признавалась, что у вас даже нет общих друзей, что довольно необычно.

Но мне кажется, что это нормально. Нас многое объединяет — род занятий, например, но иметь общих друзей... Меня устраивает нынешнее положение вещей — у каждого есть личное пространство и собственная жизнь. И вы проводите время вместе не потому, что «так надо», а потому, что вам этого хочется.

Говоря о свободе — являются ли её частью постоянные путешествия и отсутствие постоянного места жительства?

Я не знаю. Постоянные путешествия — это образ жизни, и, должен сказать, это вылетает в копеечку. Но здорово заниматься такими вещами, пока у тебя есть возможность — думаю, в определенный момент ты просто останавливаешься из-за того, что стал слишком стар, или твои дети не хотят больше никуда переезжать. Но сейчас мы живем именно так, и это определенно дает чувство свободы.

И этот поиск свободы как-то повлиял на твое решение стать актером?

Я рос в театре — на площадке, на бэкстэйдже, поэтому когда у меня возникла потребность взять жизнь под контроль, проще всего было ассоциировать себя ещё даже не с фильмами — со сценой. Всё началось так: хм, я могу сделать это и показать то. У нас с друзьями из цирковой школы было свое представление, и мы показывали его прямо на улице. Оно было очень посредственным. Это довольно просто: тебе не нужен начальный капитал, ты просто репетируешь и выступаешь; если получается хорошо, то люди смотрят и дают тебе деньги, если нет — освистывают и уходят. Так что для меня это самая легкая для выполнения вещь.

Согласен, в то время свист или его отсутствие были важной частью всей этой цепочки. А на сегодняшний день тебя волнует успех фильма?

Фильм должен быть уникальным, не похожим на всё то, что ты видел раньше. Тогда он становится интересным. Пусть он не соберет огромную кассу, пусть некоторые критики будут от него в лучшем случае не в восторге, но если ты, как зритель, видишь что-то новое — время потрачено не зря.

И с таким-то отношением ты стал важной кинозвездой Европы. Тебе нравится этот эпитет?

О, знаешь, мне по барабану. Это, кстати, не совсем правда. Может быть, для Америки Европа — одна большая страна, но, как ты сам знаешь, Германия, например, весьма отличается от Франции, от Италии, так что нельзя говорить о Европе в целом. Но, возможно, с другой стороны океана всё смотрится именно так.

Американские фильмы, по сравнению с европейским кинематографом, считаются мэйнстримными и поверхностными, но тебе удалось разрушить эти стереотипы, работая с такими людьми, как Даррен Аронофски и Дэвид Кроненберг.

Во-первых, думаю, люди путают понятия «американское кинопроизводство» и «студийное кинопроизводство», которые сильно отличаются друг от друга. Я имею в виду, что «Черный лебедь» Аронофски, например, — не типичный американский фильм. Думаю, зависит от концовки ленты: если это хэппи-энд, она будет более американской, а если нельзя однозначно сказать, кто здесь хороший парень, а кто плохой, — тогда он немного более европейский. (смеется)

Источник: The Talks