«Мои Фильмы — Мейнстрим»: Интервью с Вернером Херцогом

Вернер Херцог — без сомнения, один из самых удивительных и удивляющих режиссёров в истории кинематографа. До одиннадцати лет он не подозревал о существовании кинематографа, а первый телефонный звонок сделал в семнадцать. Он не любит шумные вечеринки и понятия не имеет, что такое Pokemon Go. Интервьюеры признаются, что заранее готовить вопросы для разговора с Херцогом бессмысленно — можно сразу выбросить их в окно. В интервью The Talks режиссёр рассуждает о неизбежном вымирании человечества, признаётся в любви стейку и хорошему вину, а также объясняет, почему считает свои фильмы мейнстримом.

Мистер Херцог, как вы думаете, может ли кто-то сойти с ума настолько, чтобы пригласить вас на роль режиссёра блокбастера?

Я бы не назвал это сумасшедшим поступком, потому что вполне способен снять крупномасштабную картину даже за малую толику денег, выделяемую Голливудом на производство в наши дни. Например, продюсеры оценили бы бюджет моей картины «Агирре, гнев Божий» не меньше чем в 50 миллионов долларов — при меньшей сумме денег сейчас мало кто берется за работу над проектом, но в 1970-м году я снял её за 360 тысяч долларов, а в наше время потратил бы, скажем, лишь в два раза больше.

Считаете ли вы, что сейчас ваша популярность достигла своего пика?

Не знаю. Я не могу судить, потому что не соотношу себя с понятием популярности — для меня оно размыто и непонятно. Моя жизнь никак не изменилась, я не нуждаюсь в каких-либо материальных вещах, мой материальный мир очень мал и ограничен.

Но не настолько же ограничен.

Костюм, что надет на мне сейчас — единственный, что у меня есть, ему 25 лет; моей единственной паре туфель три года, но мне определенно нужны новые — эти начинаются разваливаться.

Правда?

Я не нуждаюсь в двадцати парах обуви. Я уже двенадцать лет езжу на одной машине. Меня всё устраивает, я наслаждаюсь своей жизнью и самыми простыми вещами. Я не зарегистрирован ни в каких социальных сетях, у меня даже нет городского телефона. Возможно, я последний такой.

Я знаю нескольких таких людей. Все ненавидят их, потому что с ними невозможно связаться.

Я не хочу постоянно быть на связи. Мне нравится общаться с людьми, просто я подхожу к этому основательнее. Я никогда не хожу на вечеринки, но часто приглашаю к себе друзей и готовлю для них ужин. Мы все садимся за стол — максимум шесть человек, потому что больше за стол просто не помещается — и разговариваем на одну и ту же тему. На вечеринках двести человек разбиваются на маленькие кучки и отрывисто говорят на разные темы.

Что вы обычно готовите для таких вечеринок?

Это не вечеринки, я просто готовлю пищу для друзей и близких. Обычно мы делаем это вместе с женой, но когда дело доходит до стейка, я беру всё в свои руки. Беседа проходит просто замечательно под стейк и бутылку хорошего вина.

Ваши фильмы также воспевают простое человеческое общение. Можете ли вы сказать, что все они в той или иной мере о том, каково это — быть человеком?

Я стараюсь не причислять их к какой-либо категории. Конечно, меня всегда привлекала тема человеческого существования — как и многих художников или писателей, к примеру. Серьёзные занятия живописью или литературой всегда затрагивают эту тему, как и любой другой вид искусства.

Существует ли на самом деле какое-то особое измерение, в поиске которого вы находитесь, объединяющее всё человечество?

Возможно. В глубине любого вида искусства — я произношу это с особой осторожностью, потому что не считаю себя человеком искусства — в глубине того, что делаю я сам, существует что-то просвещающее, выходящее за рамки поверхностного развлечения. Да, я снимаю исключительно развлекательные фильмы, в каком-то смысле выпуская одну мейнстримовую картину за другой...

Я бы не назвал вас мейнстримовым режиссёром.

Мои истории настолько удивительны и просты, что их можно показать людям любого возраста в любой стране, и всем они будут понятны. Я читал отзывы пятнадцатилетних детей о фильме «Агирре, гнев Божий» — они пишут о нём так восторженно, будто я снял его только вчера. Пускай у меня никогда не было блокбастера с кассовыми сборами в двести миллионов долларов, мои фильмы — мейнстрим.

Вы с удивительной лёгкостью умеете переключаться с документального жанра на фантастику — наверное, так, как никто другой...

Сомневаюсь, что в наше время есть режиссёры, работающие и с документальным жанром, и с фантастикой. Вы можете прямо сейчас вспомнить хоть кого-нибудь?

Майкл Уинтерботтом?

Да, пожалуй. А ещё? Таких можно пересчитать по пальцам. Но я как раз стараюсь стирать рамки между жанрами и быть более изобретательным при съемке документалок. Кто предполагал увидеть в моем фильме о наскальных рисунках танец Фреда Астера с тенями из мюзикла «Время свинга»?

Или крокодилов-альбиносов.

Вот именно. Кто мог подумать, что в моем фильме окажутся радиоактивные мутанты и крокодилы-альбиносы? Все эти дикости — не только моя фантазия, каждый может вообразить себе подобное, просто позволив себе немного побыть безумцем. В этом вся радость кинопроизводства, вся радость повествования истории. Я буду продолжать утверждать это, пока продюсеры не уведут меня с площадки в смирительной рубашке.

Но именно из-за этого вы кажетесь человеком, которому можно доверять на сто процентов, можно сказать, вы — ненадежный рассказчик. Так ли это?

Нет, вы можете безоговорочно доверять моим безумным фантазиям. Когда мы видим, что это — безумная фантазия, мы осознаем её дикость. И, как зрителям, нам нравится это. Почему в моём фильме есть крокодилы-альбиносы? Потому что они чудесны и замечательно вписываются в общую картину. Я воображаю многие вещи, но то, что это лишь плод моего воображения — очевидно.

Мне всегда казалось, что крокодилы-альбиносы — метафора воздействия человека на окружающую среду. Я на правильном пути?

Я твёрдо убежден, что наше существование на планете не вечно, и человечество скоро вымрет.

Вы думаете, что даже малая часть людей не будет способна приспособиться к новым условиям?

Да, я уверен, что мы вымрем. Человечество будет стерто с лица Земли, потому что даже у тараканов и рептилий намного больше шансов выжить. Люди слишком плохо приспособлены к природе, и слишком многие вещи способны поставить под угрозу наше существование. Микробы, падение метеоритов, извержение вулканов.

Вы не думаете, что мы довольно разумны, чтобы приспособиться?

Нет. Что произойдёт, если хотя бы на месяц начнутся перебои с электропитанием? Весь цивилизованный мир взвоет: никто не может войти в супермаркет, потому что двери открываются автоматически, никто не может заправить машину. Как люди будут кормиться? Невозможно сегодня пользоваться всеми готовыми благами, а завтра начать пахать землю и растить хлеб.

В таком случае, беспокоит ли вас наше скорое вымирание?

Не могу сказать, что это нервирует или пугает меня. Мартина Лютера Кинга однажды спросили: «Что бы вы сделали, если бы завтра наступил апокалипсис?». Он сказал: «Сегодня я бы посадил яблоню».

Вы верите в существование высших сил?

Ох, не задавайте мне подобные вопросы. Но если бы я знал, что завтра нашу планету разрушит метеорит, сегодня я бы начал снимать новый фильм.

Источник: The Talks