И друг мой ноутбук: 14 фильмов для домашнего просмотра в ноябре

Специальное предложение для тех, кому лень выходить из дома: собрали все интересное, что появилось в сети за последнее время. Фестивальные сокровища, дары Netflix, короткометражный Глейзер и цвет документального кино.

Прошлый выпуск рубрики можно почитать здесь.

Répertoire des villes disparues / Антология города-призрака
реж. Дени Коте

Черное авто резко сворачивает с обледеневшей дороги и врезается в сарай, стоящий на обочине. Все 215 жителей канадской деревушки Ирене-ле-Неж в шоке: в поселении давно не было смертей, и к гибели 21-летнего хоккеиста Симона никто не был готов. Все уверены в том, что это был суицид, но семье погибшего с этим смириться трудно.

Мэр города (с говорящей фамилией Смолвуд) отказывается принимать помощь от Квебека, а жителей не обеспокоило ни закрытие шахты, ни суицид подростка — зато они настороженно смотрят на детектива в хиджабе, приехавшую расследовать странные случаи. Серые тона и планы, снятые с ручной камеры, лишь усиливают чувство тревоги. Уезжать — если хватит сил — единственный способ. Но куда мы уходим и зачем вообще идем, непонятно. «Антология города-призрака», основанная на одноименной книге Лоуренса Оливье, категорически отказывается давать какие-либо ответы.

Luce / Люс
реж. Джулиус Она

«Парадокс Кловерфилда», предыдущий фильм режиссера с причудливым именем Джулиус Она, никому особо не понравился. То ли дело новая картина, адаптация одноименной пьесы 2013 года о темнокожем мальчике-отличнике по имени Люс (восходящая звезда американского инди-кино Келвин Харрисон), который неожиданно начинает проявлять симпатию к радикальным идеям борьбы колониализма через насилие. Его приемные родители беспокоятся за сына, но все равно не доверяют его учительнице (Октавия Спенсер), предупреждающей их о психологических играх Люса.

«Люс» стал сенсацией «Сандэнса» и даже очистил доброе имя Джулиуса Она от прошлогодней неудачи с «Парадоксом», но не сумел выдержать проверку временем: скоро начнется сезон наград, а про картину особо и не вспоминают. Жаль, потому что «Люс» — один из самых смелых американских фильмов последних лет, который не ограничивает обязательный социальный комментарий базовыми формулировками про неравенство, а пытается вести со зрителем диалог о самоидентификации и важности отказа от слепого следования стереотипам.

For Sama / Для Самы
реж. Ваад Аль-Катиб, Эдвард Уоттс

«Для Самы» одновременно продолжает дело своих именитых предшественников («Об отцах и сыновьях» и «Последние люди Алеппо») и уходит в поле гонзо-журналистики, чтобы создать интимный портрет жизни активистки Ваад Аль-Катеаб на фоне нынешнего национального кризиса. Она чередует записанные на камеру послания для своей маленькой дочери, домашние видео и кадры общей разрухи, чтобы зритель мог понять, каково это — жить, когда за окном идет настоящая война. Лента была признана лучшим документальным фильмом на фестивале SXSW.

Honeyland / Страна меда
реж. Тамара Котевска, Любомир Стефанов

Однообразную жизнь престарелой собирательницы меда, живущей с больной матерью в македонской глуши, нарушает приезд многочисленной турецкой семьи с собственной пасекой. Сначала соседи любезничают и помогают друг другу, но между ними встает алчный человек со стороны — он вынуждает отца семейства увеличить темпы производства. Тот нехотя соглашается и переступает через сакральный закон тех краев — «бери половину себе, половину оставляй пчелам». За этот дисбаланс природа начинает мстить каждому.

Такой фильм вполне могли снять увлеченные несправедливостью румыны новой волны или итальянка Аличе Рорвахер — сторонница магического реализма и любительница пасторальных пейзажей. Но «Страна меда» — это документальный фильм, кино без закадровых речей и диалогов со зрителем, отстраненное, но полное любви ко всем людям в кадре. Как и в жизни, виноват здесь только человек, а справедливость восстанавливает не Бог или магический случай, а сама природа.

One Child Nation / Нация одного ребенка
реж. Ван Наньфу, Линн Чжан

Прошло всего четыре года, как Китай прекратил «политику одного ребенка» (одна семья — один ребенок), которая должна была улучшить экономику страны и вывести ее из кризиса. «Вынужденная мера» применялась 37 лет и вместо разумного контроля над демографией сломала жизни миллионам. Новорожденные пачками выбрасывались на помойку, а оставшихся «счастливчиков» перепродавали через континент в другие семьи. В результате Китай сейчас испытывает дефицит рабочей молодежи, а также в стране банально некому ухаживать за пожилыми людьми.

Наньфу Ванг выросла как раз в такой жестокий период. В своем фильме она с журналисткой дотошностью и большим сочувствием собирает семейные трагедии и открывает страшную правду о своей жизни. «Нация одного ребенка» — напоминание о губительном вмешательстве государства в права человека и одновременно о злоупотреблении людьми своим правом на репродукцию. Картина стала лучшим американским документальным фильмом «Сандэнса» — неплохая заявка на «Оскар».

Maiden
реж. Алекс Холмс

На миллион рассказанных историй о борьбе женщин за свои права приходится такой же миллион, оставшихся за бортом. Одна из таких могла остаться там буквально, если бы наглая и бесстрашная Трейси Эдвардс, пересекая океан, не осуществила то, о чем всегда мечтала: стать частью команды в яхтинге. Мечта, правда, разбилась о популярное сексистское предубеждение, что такой спорт и мореплавание в целом — сугубо мужское занятие, поэтому пришлось создавать свою команду, разумеется, принципиально женскую.

«Maiden» мог бы получиться утомительно назидательным, будь в нем лобовая феминисткая интонация, присущая большинству «просветительских» сюжетов в кино о борьбе за равные права. Но здесь главные героини не выбрали феминизм, как приоритетную команду с агитационным флагом вместо паруса (поначалу они открещивались от «клейма» феминисток), он выбрал их сам, когда оказалось, что за возможность заниматься тем, чем хочется, в этом несправедливом мире приходится бороться.

I Do Not Care If We Go Down in History as Barbarians / Мне плевать, если мы войдём в историю как варвары
реж. Раду Жуде

«Мне плевать, если мы войдем в историю как варвары» — исчерпывающая цитата из румынского военного тирана Антонеску. Тоталитарное наследие его эпохи в стране осмысляют с тем же трудом, что и наследие сталинизма у нас.

Свободно и прогрессивно мыслящая галеристка-постановщица театрализованного перформанса, который должен пройти на главной площади небольшого румынского города (если затею не задавят чиновники-перестраховщики), задается следующим несложным вопросом: понимают ли ее сограждане, зеваки-зрители будущего представления, что Антонеску и все население ответственны за геноцид евреев на территории Румынии?

Режиссер Раду Жуде (лучшая его работа) снял этот постмодернистский фильм так хитроумно, подделав игровое кино под документальное, и так убедительно, что все приходится подвергать зрительскому сомнению, проверять в уме сцену за сценой, раздумывать, жуткая ли это постановка или неубедительная реальность.

Личная жизнь красивой режиссерки начинает вмешиваться в ее работу, нюансы военизированной постановки завораживают, а феерия в финале бьет под дых так, как не била уже давно ни одна концовка. Исчерпывающее, близкое к гениальному гипертекстовое кино о массовом сознании и его массивных заблуждениях, о мире, который не вынес уроков из холокоста, где искусство вроде бы задает обществу вопросы, но, понимая интеллектуальный уровень адресата, даже не рассчитывает получить на них ответы.

Burning Cane / Горящий тростник
реж. Филлип Майкл Юманс

2019-й год традиционно отметился парочкой крепких режиссерских дебютов (с любовью вспоминаем «Образование» Оливии Уайльд и «Последнего черного в Сан-Франциско» Джо Талбота), но есть фильм, который до сих пор удивляет американских зрителей тем, что его снял практически подросток из старшей школы.

Филлипу Юмансу было 17, когда он отправился на тростниковые поля в Луизиане и при финансовой поддержке актера «Прослушки» Уенделла Пирса и режиссера Бена Зайтлина поставил «Горящий тростник». Это вдохновленная «Лунным светом» история проблематичного черного мальчика и его любящей, но набожной матери, в отношения которых влезает проповедник.

Фильм, при всей его мощи, получился не без проблем с динамикой и дилетантских ошибок с желанием прокричать в лицо все, что интересует режиссера. Впрочем, удивляет тот набор тем, которы успевает осмыслить Юманс за 80-минутный хронометраж: токсичная маскулинность, зависть, неуверенность в себе, давление и зависимость религии от алкоголя в маленьком набожном сообществе провинциальной Луизианы.

La camarista / Горничная
реж. Лила Авилес

Еще один громкий режиссерский дебют — на этот раз от мексиканской театральной постановщицы Лилы Авилес, которая исследует монотонный рабочий день Евы, горничной из дорогого отеля в Мехико. Она работает в две смены, пока няня воспитывает ее ребенка, знакомится с богатыми посетителями отеля и влюбляется в мойщика окон.

«Горничная» во многом напоминает прошлогоднюю «Рому», но если Альфонсо Куарон акцентирует внимание на макрокосме, наполняя мир вокруг героини важными для страны событиями, духом времени, жизнью, смертью и спектром эмоций, то Авилес сужает хронотоп до комнат и узких коридоров отеля.

Минимум музыкального сопровождения, статичные, клаустрофобные кадры и рутина горничной, которая уже не ищет радость в своей работе — просто выполняет ее, мечтая о лучшей жизни, но понимая, что она еще не скоро сбежит оттуда. Автоматизм героини, аскетизм кадра и пессимизм с проблесками светлых моментов — это прямое влияние творчества Шанталь Акерман. Но есть в фильме Авилес что-то свое, уникальное, заставляющее запомнить постановщицу и следить за ее карьерой. Так, кажется, считают и на родине Авилес, поэтому выдвинули «Горничную» как претендента на «Оскар».

The Nightingale / Соловей
реж. Дженнифер Кент

Тасмания времен Черной войны. Осужденная Клэр вместо реального срока работает прислугой британской армии. По условиям заключения она должна была освободиться несколько месяцев назад, но лейтенант Хокинс, сделавший девушку своей секс-рабыней, не позволяет ей уйти. Когда тот снова отказывает, его жестоко избивает муж Клэр. Этим же вечером Хокинс со сворой врываются в дом героини, насилуют ее и убивают супруга с ребенком. Во времена беззакония и ущемления единственный способ восстановить справедливость — мстить. Даже если для этого придется пройти через опасные тасманские леса и столкнуться с сумасшедшими головорезами.

Из этого зачина мог бы развиться посредственный rape-and-revenge, но Дженнифер Кент больше интересует культурная и моральная проблематика, нежели следование жанровым канонам. В рамки обычного фильма о мести она вмещает народные мотивы, вопрос обретения независимости физической и духовной, а также целый комплекс колониальных проблем.

Слишком заумно это, впрочем, не выглядит. Все-таки не настолько Кент радикальный режиссер, чтобы совсем избавляться от классической сюжетной канвы: будут и преследования по пятам негодяев, и перестрелки, и даже эффектные убийства. Правда не в той мере, в какой можно ожидать. 90% фильма — медитативная этническая и эстетская драма о поиске душевного покоя. А вот оставшиеся 10% — кстати, переоцененные в плане экранной жестокости — как раз обо всех издержках мести.

The Fall
реж. Джонатан Глейзер

Фото / BBC

С момента выхода последнего полнометражного фильма Джонатана Глейзера «Побудь в моей шкуре» прошло шесть лет. За это время режиссер успел получить почетную степень в родном Ноттингемском университете и запустить в разработку фильм о Холокосте (в сотрудничестве с A24). Пока мы томимся в ожидании (неизвестно, сколько Глейзер будет его снимать — у фильма пока даже нет названия), можно скрасить тоску новой работой сумрачного гения под названием The Fall (да, прямо как группа), который неожиданно вышел этой осенью на BBC.

Впрочем, что-либо скрасить этой картиной получится едва ли. В кратком пересказе The Fall выглядит примерно так: 7 минут группа агрессивно настроенных людей пытается повесить мужчину в лесу. Очень темно и очень страшно. В интервью The Guardian режиссер рассказывает, что на картину его вдохновила фотография сыновей Трампа с мертвым леопардом и употребляет слово «нацизм». Фильм и правда можно трактовать как краткий курс фашистской жизни, однако умница Глейзер всегда смотрит чуть шире (как вариант: немного в сторону) — черная сказка про бегство от чистого зла к верной смерти понятна на интуитивном уровне и при этом достаточно пластична, чтобы вытянуть из нее какой-нибудь неочевидный смысл (от метафоры буллинга до экзистенциального кризиса).

The Good Boys / Хорошие мальчики
реж. Джин Ступницки

Сорвавшая неплохую кассу в Америке, но почему-то так и не добравшаяся до российского проката комедия «Хорошие мальчики», — уже второй фильм за год, на который критики радостно клеят ярлык «Superbad нового поколения» (первым было «Образование» Оливии Уайлд). Понятно, почему: обе картины идут по проторенной дуэтом Роген-Голдберг дорожке, структурно почти от нее не отступая — это все те же знакомые истории о неудачниках, которые на пути к абстрактной «крутости» попадают в абсурдные ситуации. Основные отличия — в оптике: Уайлд поместила в эту пригородную одиссею парочку отличниц, умниц и комсомолок, «Хорошие мальчики» же радикально меняют героям возраст.

Эта чисто, вроде бы, косметическая замена выпускников на шестиклассников действительно обостряет многие знакомые гэги и, в теории, открывает огромный простор невозможных в более «взрослых» фильмах шуток. Только в «Хороших мальчиках» угроза родительского наказания может быть страшнее полиции, а два глотка пива — достижением, за которое крутые парни выражают респект.

Но, не считая пары удачных моментов, лента не то чтобы пользуется новыми возможностями: режиссер Джин Ступницки и команда будто считают, что сам факт наличия детей на главных ролях делает картину достаточно смешной. К тому же, в отличие от, например, Бо Бернема и его «Восьмого класса», в «Хороших мальчиках» то и дело прорываются написавшие его взрослые, обращающиеся к истории через призму клише других похожих фильмов и не совсем понимающие современные тренды. Иначе непонятно, почему эти герои вообще вышли на улицу, когда дома есть Fortnite.

Dolemite Is My Name / Меня зовут Долемайт
реж. Крэйг Брюэр

Руди Рэй Мур, кто ты без своего костюма? Комик, певец, актер, один из первопроходцев рэпа. Рэй — легенда «черной» культуры, человек из Топ-25 Billboard, а также режиссер, неожиданно сорвавший кассу своим самопальным дебютом «Долемайт» (несмотря на то, что фильм обитает где-то в категории Б). У Мура удивительная судьба: он поднялся, что называется, из низов, добился успеха в музыке (рекомендуем ознакомиться с потрясающими в некотором роде обложками его альбомов), чуть не вылетел в трубу со своим фильмом, зато потом умудрился закрепиться в киноиндустрии и даже накосить несколько сиквелов «Долемайта».

Собственно, «Меня зовут Долемайт» фокусируется на съемках этого самого дебюта (музыкальная и комическая ипостаси Мура занимают гораздо меньше времени), порой даже слишком подробно. Главную роль играет восставший из пепла Эдди Мерфи — и, кажется, он давно так не веселился. В принципе, бенефис Мерфи — главная причина смотреть картину, поскольку для заявленной темы фильм все-таки слишком гладенький, здесь все сделано «как надо»: создатели, в отличие от Мура, решили не хулиганить с формой и замяли тот факт, что Мур, вообще-то, был тот еще сексист. Впрочем, игра Эдди искупает приземленную траекторию ленты плюс здесь все прекрасно с костюмами, интерьерами, музыкой и прочими приметами эпохи — стилизация выполнена на пятерку.

The King / Король
реж. Дэвид Мишо

Когда умирает Генрих IV, его престол переходит к блудному сыну Хелу, потратившему всю юность на кутежи. Парнишка, не переносивший отца, пытается выстроить новую политику государства без бессмысленных войн, с учетом интересов народа...и вскоре ввязывается в конфликт с Францией.

Влияние Шекспира, произведения которого легли в основу «Короля», отметить несложно. Фильм Мишо наполнен трагизмом средневековой литературы, а многие дворцовые интриги и политические игрища перекочевали из «Генриха V». Но недостаток «Короля» как раз в том, что лучшими своими моментами он обязан не режиссеру или сценаристу, а классику английской литературы. Хотя, справедливости ради, пара-тройка удачных находок тут есть: например, натуралистичный финальный бой с французами, снятый одним дублем. Это не то чтобы катастрофично, ведь Мишо хватает опыта сделать идейно цельную картину, но все-таки слишком уж фильм напоминает типовую историческую ТВ-драму, где любопытные решения приходится искать.