Хороший современный ромком — пока еще редкая радость в наших краях, но, надеемся, скоро ситуация изменится к лучшему. Большой вклад в это дело внес режиссерский дебют Петра Тодоровского-младшего «Лавстори» с Александром Петровым и Вильмой Кутавичюте в главных ролях.
История про встречу двух бывших влюбленных, увидевшихся спустя двенадцать лет при странных обстоятельствах (он стал таксистом, она — содержанкой, ему нужно отвезти ее на лимузине в Сочи) уже успела завоевать публику на фестивале «Окно в Европу». Мы поговорили с режиссером о том, как проходила работа над фильмом.
Как у вас появилась идея этого сюжета?
Отправной точкой фильма был не сюжет, а герои. Я точно знал, про каких людей хочу рассказать, какие проблемы и какие эмоции мне хотелось бы выразить в иронической, легкой форме. Я понимал, что это история на двоих, но два человека могут сесть в баре и два часа разговаривать, а хотелось, чтобы картина была интересна не только мне, но ещё и зрителям, чтобы в ней были динамика, фактура, движение. Так я понял, что идеальный вариант — это роад-муви. Тогда я не знал, как трудно будет это снимать. Таким образом и родился сюжет: я понимал, что два героя примерно тридцати лет, у которых когда-то была большая любовь, должны встретиться спустя много лет. Но истории про поездку на юг изначально не было, я её придумал.
Почему лимузин?
Ответ очень простой.
Туда легче впихнуть камеру?
Нет. Лимузин оказался полной катастрофой, потому что он не помещался на платформу. Сначала в сценарии такого лимузина не было, мы начали искать машину во время подготовки, пытались придумать, какой она может быть, и всё время попадалось что-то невнятное, неубедительное. А я очень хотел, чтобы машина стала визуальным — а может быть, и не только визуальным — образом фильма. И вдруг понял, что это может быть только лимузин: ничего другого не придумаешь, потому что у нас нет действующих такси, которые несли бы какой-то культурный код. Если в Нью-Йорке или в Лондоне до сих пор ездят колоритные такси, то у нас «волги» уже не на ходу. Это было бы большой натяжкой, если бы они поехали на «волге». Поэтому мы остановились на лимузине, это ужасно осложнило съемки, но я не жалею.
Вы знали, какие эмоции хотели отразить в фильме, поэтому возникает вопрос: в фильме очень силен образ ностальгии, эскапизма, бегства от взросления в прошлое. Близки ли вам эти мотивы?
Во-первых, это чувство ностальгии мне присуще. Во-вторых, это история про неудачников, а неудачники склонны жить прошлым. Поэтому это была совершенно необходимая вещь: когда долго живешь с ощущением, что жизнь тобой проигрывается, то всегда есть соблазн спрятаться куда-то в уютное место, чаще всего — в прошлое. Отсюда и появилась такая идея. Проблема, которую я обозначил в фильме, личная, потому что у меня долго ничего не получалось, я долго не понимал, чего я хочу от жизни. А когда понял, хоть что-то начало получаться далеко не сразу, совсем не сразу. Поэтому я очень хорошо знаю чувства, которые испытывают герои.
Многие замечают, что вы вытащили из Петрова что-то, что не могли вытащить другие режиссеры. Как у вас складывалась работа с актерами?
Очень хорошо. Я бы сказал так: в организационном плане съемки проходили очень тяжело, и порой возникали конфликты и непростые ситуации почти со всеми членами группы, кроме актеров. И Саша, и Вильма очень сражались за фильм. Если вы заговорили о Петрове — Саша к тому моменту был восходящей звездой, и его смущали какие-то моменты, но он прорывался сквозь эти проблемы, к каждой сцене подходил индивидуально и порой очень помогал мне, как и Вильма. Актеры, если они активно включены, чутко чувствуют фальшь и фейк. Я к ним очень прислушивался, и в какие-то моменты не я их правил, а они меня. За это я им очень благодарен.
Они много импровизировали?
Много. Не могу сказать, что все диалоги были сымпровизированы, не говоря уж о том, что все сцены, вошедшие в фильм, примерно так и были прописаны. Но за счёт импровизации рождался воздух, органика. У них одна школа, они однокурсники, и, мне кажется, я с ними очень угадал.
Как критики, так и зрители, называют ваш фильм «русским „Ла-Ла-Лэндом“». Льстит ли вам такое сравнение?
Конечно, льстит, мне очень нравится фильм «Ла-Ла-Лэнд». Сравнивать трудно, совсем разное... всё (смеется). Если говорить о референсах, я ориентировался немножко на другое кино: в большей степени — Дэвида О. Рассела, неизбежно — Вуди Аллена, на замечательные американские инди-фильмы «Маленькая мисс Счастье», «На обочине».
Вы упомянули, что съемки проходили очень тяжело. В чем заключались основные трудности?
Так сложилось, и в этом никто не виноват, что подготовительный период был скомкан, мы готовились к фильму с огромным количеством объектов за месяц. И так не бывает, чтобы всё потом пошло гладко. Поэтому объекты слетали, были проблемы с погодой, технологические… Это был непростой опыт.
У вас был какой-то инцидент, связанный с дачей Владимира Путина, можете рассказать об этом подробнее?
Из-за того, что не успели толком подготовиться, в какой-то момент выбрали пляж, на котором будем снимать, не проверив его. Мы получили разрешение, но потом выяснилось, что этот пляж в Геленджике примыкает к территории, на которой находится дача то ли Путина, то ли патриарха. А ещё там в какой-то момент начались учения морской пехоты.
Представляю, как это смотрелось бы в романтической комедии.
(смеётся) Да-да. Поэтому съемки на пляже — это настоящий ад. Бывало, что начиналась буря, и всю нашу съемочную группу вместе с техникой затапливало. Поэтому если мне повезет, и у меня возникнет ещё какой-то проект, который я буду снимать, хотелось бы, чтобы там было поменьше натуры. И в машине я тоже больше никогда снимать не буду.
Приходилось ли на чем-то экономить во время съемок?
Конечно, а как иначе. Бюджет был очень неплохой для дебютанта, но в принципе — очень маленький для такого фильма. Мне грех жаловаться, потому что чаще всего ребята дебютируют с меньшими деньгами. Но у нас были сложные съемки, мало подготовки, поэтому порой приходилось ужиматься.
Вы только что дебютировали с собственным фильмом. Как бы вы оценили состояние молодого российского кино в целом?
(смеется) Меня удивляет, когда такие вопросы задают дебютантам. Они сняли один фильм и должны дать анализ всей индустрии. Но мне кажется, что в последние год-два у нас появляется много молодых режиссеров, которые потом будут работать долгие годы, и я этому очень рад. Я не про себя, конечно, моя судьба мне до сих пор не ясна. Но я знаю ребят, в том числе младше меня, которые совершенно точно на годы и десятилетия вперед буду составлять наш кинематограф. Хорошо, плохо, средне — это уже вам судить, вы же журналисты-критики. Есть талантливые люди, амбициозные, преданные этому делу. Так что вдаль я смотрю со сдержанным оптимизмом.
Что известно о прокате?
Этот вопрос сейчас решается. Я, к сожалению, не могу говорить об этом публично, но интерес к нам есть.
Что вы успели посмотреть из программы кинофестиваля в Выборге?
Я старался посмотреть как можно больше, но как-то так получалось, что больше я смотрел внеконкурсную программу. Я видел замечательного «Чеснока», очень оригинальный «Добрый вечер» — я сразу почувствовал ностальгию, потому что рос на Тарантино, как и все мои сверстники, и сразу вспомнил оттуда какие-то вещи. Я смотрел ещё что-то, но самое сильное впечатление произвела «Аритмия» — я здесь смотрел её в первый раз, на Кинотавре не успел, к сожалению. Это прямо кино с большой буквы, наверное, лучший российский фильм за последние несколько лет. Понравился фильм «Нашла коса на камень», но он тоже внеконкурсный. Я, к сожалению, много не успел посмотреть, но буду наверстывать.
Как часто вам вообще удается уделить время просмотру кино? Происходит ли трансфер между просмотренными фильмами и вашими идеями?
Я смотрю довольно много кино и сериалов, потому что я это люблю. Я с детства киноман, но это редко помогает в работе — совсем разные вещи, и книжки читать гораздо полезнее, чем смотреть бесконечное количество фильмов. Поэтому я скорее смотрю кино ради удовольствия.
А что тогда помогает в работе, вдохновляет?
Жизнь и душевная работа.
То есть, кино для вас — способ отражения действительности?
Способ самовыражения.
