Pavlensky: Der Mensch und der Macht / «Павленский. Человек и власть»
Режиссер: Ирене Лангеман
В главных ролях: Петр Павленский
Дата премьеры в РФ: 3 декабря 2016 (в рамках Фестиваля Немецкого кино)
Для довольно большого количества людей имя Петра Павленского становится красной кнопкой, запускающей полеты во сне и наяву на пятой точке. При этом всё, что он делает, очень понятно и четко сфокусировано: чтобы не считать метафоры с главных его акций, нужно обладать какой-то специфической, избирательной слепотой. К тому же, сам Петр Андреевич не скупится на объяснения и свою позицию уверенно озвучивает каждый раз, когда ему задают затертый до состояния прозрачности вопрос «зачем вы это делаете?». Регламент молчания, знаменитая акция «Фиксация» (та самая, с прибиванием), триумфальный поджог двери ФСБ — все это было сделано, потому что нельзя было не сделать.
«Зашивая себе рот на фоне Казанского собора, я хотел показать положение современного художника в России: запрет на гласность. Мне претит запуганность общества, массовая паранойя, проявление которой я вижу повсюду». План содержания идеально ложится на план выражения: любая акция Петра по-снайперски точно передает его позицию. Особенно выразительно пресловутое поджигание двери: как отмечается в фильме, если люди не могут уследить за своей дверью, за чем они вообще могут уследить?
«Павленский. Человек и власть» обнажает механику его творчества до степени детских кубиков с алфавитом, попутно раскладывая на составные самого Петра, ведь зазора между Павленским-человеком и Павленским-художником не существует в принципе. В этом, собственно, и состоит его сила — даже те, кто считает, что взрослый дядя просто занимается ерундой, не могут не восхищаться его последовательностью. Такая железобетонная цельность заставляет во всех его действиях искать подвох, потому что спайка слишком крепкая, так не бывает; собственно, на то, чтобы найти разлом, были брошены какие-то совершенно адские бюрократические силы. Художника таскали по судам, проверяли немыслимым количеством психиатров, сажали в камеры, но Павленский, улыбаясь, вовлек неуклюжую государственную махину в свое творчество, сделав ее участником акций.
Фильм Ирэны Лангеман уже прозвали «документальным блокбастером», хотя по форме он больше напоминает театральное представление, очень аскетичное, ободранное до костей. Спартанская дисциплина фильма позволяет максимально сосредоточиться на его главном герое, хотя, конечно, чтобы сделать о Павленском неинтересное кино, надо сильно постараться. Здесь много пересечений с книгой «О русском акционизме», где собраны все те же интервью с художником, но это не значит, что тем, кто ее читал, будет скучно смотреть картину. Во-первых, это отличная возможность еще раз убедиться, что со слов записано верно: Павленский абсолютно со всеми разговаривает одинаково, ему не важно, кто его собеседник — журналист, полицейский, судья, случайный прохожий — он всегда остается художником Петром Павленским. Во-вторых, здесь все-таки есть некий взгляд со стороны, хотя опрошены в основном соратники: от Олега Кулика до неизбежной как смерть Надежды Толоконниковой.
«Павленский. Человек и власть» вполне себе работает как самостоятельное произведение, но все же главная его цель — аккуратно обрамить фигуру Петра, показать это его уникальную способность подминать под себя грубую реальность, которая с разбегу врезается в его личность и не знает потом, как оправиться от удара. Показательно, что его следователь, Павел Ясман, едва не стал его адвокатом; их разговор — ударный момент фильма, блестяще сконструированный. Павленский объясняет, что нельзя быть с утра обычным человеком, а вечером художником, на что Павел издевательски отвечает — хорошо, я тогда тоже художник («художник юстиции»), ведь я каждый день совершаю акт, еду на работу, хотя хочу спать. На что Петр ловко перефразирует Ницще: художник — это то, что нужно превозмочь, а искусство — это бесконечное преодоление границ. Если вы всегда хотели узнать, что такое современное искусство и акционизм в частности, но боялись спросить, то вот он, ответ в двух предложениях.
Действительно, мир состоит из художников, и неважно, как именно отдельно взятый индивид делает свое маленькое дело, важно, чтобы в конечном итоге оно оборачивалось благом для всех. Павленский не признает никаких структур; он мог бы называться анархистом, если бы так трепетно не ценил человеческую жизнь — для него принципиально, что он никогда не наносит вреда другим, только себе (да и то — Петр не воспринимает это как ущерб). Просто так вышло, что люди, рисующие картину под названием «Современная Россия», кажется, делают это не слишком хорошо и, возможно, ее действительно стоит переписать.
Мария Ремига
