Правила жизни Алехандро Ходоровски

Diana Levchenko,

В день рождения маэстро Алехандро Ходоровски предлагаем вам стать на милионную процента ближе к мудрости великого режиссера.

Мои предки — выходцы с Украины, евреи. Мы переехали в Чили, и мой отец всегда называл себя русским. Он открыл магазин «Дом Украния». Но поскольку он везде называл себя русским, то и страна Украния для меня всегда была мифической, мне же говорили, что мы приехали из России. Думаю, у меня русская душа. Мой отец пил водку и был коммунистом, сталинистом. Чай с сахаром вприкуску, помню. Да, я изучал свое генеалогическое древо, писал рассказы и мемуары, знаю, откуда пришла моя семья. Я с упоением читаю Горького, Достоевского, Гоголя. Это такой подарок — родина, близость к культуре.

Политики — они ненастоящие, они фейк, не имеющий никакого отношения к реальности. Они просто хотят, чтобы их избирали. И делают все, чтобы это опять и опять случалось. Но важно понимать, что они — обслуживающий класс, а не наши учителя, не образцы для подражания. Слуги, работающие на нас. Как я говорю официанту в кафе: «Эй, принеси мне кофе, хороший кофе. Я заплачу». Точно так же с политиками: «Сделай мне хороший закон. Я тебе плачу». Ты мне не образец — твой контракт закончится, и ты будешь никем. Когда выбрали Обаму, люди плакали, ликовали, потому что с ним были связаны надежды на спасение Америки. А он ничего не смог сделать, потому что он ничто, он не владелец. И Путин тоже не собственник России. Он — слуга. Но в мире сейчас, конечно, правят деньги. А какое лицо у политика — все равно, под именем скрывается одно — «дай»! Это бизнес.

Я много работаю. И я много страдал. Сейчас надо мной смеются — зачем тебе, старику, Twitter? Это для молодых идиотов, которым нечем заняться. А ты теряешь драгоценные часы, не зарабатывая на этом. Я отвечаю: это возможность выразить себя и получить незамедлительную реакцию читателя. Как художник ты всегда оказываешься заложником критиков, а это возможность совершенно бесплатно сформировать аудиторию! Как стать интересным? Делиться своей работой. В Twitter здорово устроено, аудитория просто может взять все, сказанное тобой, и опубликовать от своего имени. Да, в Twitter ты даришь идеи, я каждый день штук по 15 таких подарков делаю, позволяю воровать мысли. Так у меня появился миллион фолловеров. И мне все равно кажется, что я этим человечеству приношу пользу.

Я не употребляю наркотики, не курю табак, не пью кофе и алкоголь. Я не хочу быть заложником вещей. От жены завишу только потому, что люблю ее. Если бы не любил, бросил бы. Люблю поесть, когда еда — это искусство. Но для этого мне не нужно, скажем, красное мясо. Однажды я ел бифштекс, и у меня случился шок — слишком развито воображение, я вижу и чувствую больше, чем есть на тарелке. Я очень люблю животных, поэтому стараюсь есть вегетарианскую еду, но не всегда. Вообще я хочу жить больше ста лет. Не знаю, как я выгляжу при этом, но с головой у меня все в порядке.

«Вор Радуги» - вообще не фильм. Это просто опыт. Раньше я делал кино без бюджета. Мои фильмы только казались дорогими, а на самом деле почти ничего не стоили. И вот нашелся продюсер, богатый человек, который готов был потратить четырнадцать миллионов долларов, чтобы понравиться своей жене. И я решил попробовать: каково сделать фильм, когда есть деньги и продюсер, который мешает жить. Разумеется, мне этот опыт пришелся не по вкусу. И ему тоже. Причина проста: я не мог делать то, что хотел, а он не получил того, к чему стремился. Так что это не фильм, а опыт.

Я больше не верю в сказки, и меня удивляет, что люди еще готовы в них верить. Как может рациональный человек верить в историю об Адаме и Еве, в то, что змей дал Еве яблоко? Как можно верить в такую глупость, как непорочное зачатие, и как можно ради таких сказок убивать друг друга? В Израиле вам покажут место, где родился Иисус Христос, мне даже показывали столярную мастерскую, где работал Иосиф-плотник, место, где Иисус упал, неся крест. Иерусалим - все равно, что Диснейленд. И вот из-за этого люди убивают друг друга. Я не верю в религию, я верю в мистику. Как можно верить в то, что у Бога есть имя - Иегова, Иисус Христос, Аллах или Будда, как может Бог быть чьей-то собственностью? Как можно сжигать людей, говоря о христианском милосердии? Как может еврей плакать оттого, что его дочь вышла замуж за нееврея? Как верующий мусульманин может говорить о том, кто не верит в его Бога, как о неверном? Есть надо именно свиней - это самое чистое мясо. Что вы имеете против свиней, это замечательное животное! Я - еврей - надеваю пиджак, на который навешаны ломтики ветчины, и в нем медитирую.

Настоящий художник не знает, что точно он делает. Ницше сказал, что чем выше дерево поднимает свои ветви к небу, тем глубже оно уходит корнями в землю. Чем интенсивнее я ищу возвышенного, тем глубже ухожу в мрачное и страшное. Когда я снимал две эти сцены, я не понимал, что я делаю. Теперь понимаю. Развращенный старик навязывает свои искусственные органы невинному существу. Он демонстрирует то, что у него искусственный глаз, искусственное ухо - то есть органы человеческих чувств, - показывает, что он одноглазый, одноухий, вскрывает свою ущербность. Он порочит невинность. В обоих случаях матери девочек - проститутки. Невинность зарождается в испорченном мире. Цветок вырастает из грязи. Всё, что я так долго пытаюсь выразить словами, на экране длится меньше минуты.

Настоящих творцов в мире — единицы. Имитаторов — мил­лионы, но кому интересны имитаторы? Они занимаются поверхностным репродуцированием чужого. Всюду фотки, фотки, фотки, я, я, я... Но при этом тотальное отсутствие человечности. Сегодня появилось столько каналов связи, а по большому счету ничего важного по ним не пересылается. У меня есть Twitter, но я никогда не пишу туда, чем я занимаюсь в данную минуту или что ем на завтрак. Я считаю, что искусство должно быть надличностным, иначе это уже не искусст­во, а личный дневник. Искусство обязано проникнуть в наше коллективное бессознательное, потому что иначе нам грозит планетарная катастрофа и распад общества. Вот смот­рите, мы сейчас разговариваем в МоМА, и этот музей — просто настоящий рай, ты прямо дышишь искусством. Но реальность снаружи малопривлекательна. Все недовольны и пе­ре­жи­вают кризис, не только экономический, но и эмоциональный, и творческий. Такие институты, как политика, религия и здравоохранение, потеряли свое первоначальное значение. Сейчас медицина превратилась в индустрию — все, куда ни глянь, коммерческое, одинаковое и бездушное. Но я настроен оптимистически, всегда говорю: «После ночи наступает день, а не наоборот». И все, что случается в жиз­ни, в итоге к лучшему. Но я не верю в по­литические революции. Я верю только в поэтические. Все изменения происходят в мозгу каждого человека, и задача художни­ка — расширить его сознание.

Я делаю кино не глазами, как другие режиссеры, а яйцами. У меня было три яйца, и после каждого фильма я одно терял. Теперь я совсем без яиц и могу петь в церковном хоре....

Культура продвигается вперед, только если совершаешь над ней насилие. Художники должны насиловать культуру, а не писать для того, чтобы привлечь публику, не делать никаких уступок, не торговать… конечно, если потом твои книги хорошо продаются — чудесно, но это само должно прийти, не надо к этому стремиться.